Родился в 1895 году, 21 сентября, в Рязанской губернии. Рязанского уезда, Кузьминской волости, в селе Константинове.
С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: «Эх! Стерва! Ну куда ты годишься?» «Стерва» у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавал по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо лазил по деревьям. Среди мальчишек всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче!» Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.
Так протекло мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и потому отдали в церковно-учительскую школу, окончив которую, я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось.
Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16—17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».
Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба.
В эти же годы я поступил в Университет Шанявского, где пробыл всего 1 ½ года, и снова уехал в деревню.
В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко.1
Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.
В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом.
От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции.
С восьми лет бабка таскала меня по разным монастырям, из-за нее у нас вечно ютились всякие странники и странницы. Распевались разные духовные стихи. Дед, напротив, был не дурак выпить. С его стороны устраивались вечные невенчаные свадьбы.
После, когда я ушел из деревни, мне долго пришлось разбираться в своем укладе.
В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном.
В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину.
Что касается остальных автобиографических сведений, они в моих стихах.
Октябрь 1925
Комментарии
Печатается по недатированному авторизованному списку рукой С. А. Толстой-Есениной, вложенному в наборный экземпляр первого тома Собр. ст. (ГЛМ). В текст внесено исправление фактической ошибки: вместо «Козьминской волости» — «Кузьминской волости».
Сохранился черновой автограф второй половины автобиографии (РГАЛИ). Текст написан фиолетовым химическим карандашом на трех листах тонкой и плотной желтоватой бумаги размером 220 × 350 мм, разорванной на две не совсем одинаковые части.
30 июня 1925 г. Госиздат заключил с Есениным договор на издание Собр. ст. в 3 т. 24 августа редактор этого издания И. В. Евдокимов писал Есенину: «В начале сентября мы наметили сдать в набор все три тома ‹...› считаете ли Вы нужным в собрании сочинений вступительную статью и биографические данные и кому Вы эту работу поручаете нам заказать» (Письма, с. 288, 289).
В первой декаде сентября Есенин согласовал план издания Собр. ст. с Госиздатом. 12 сентября Д. А. Фурманов, работавший там, записал: «Пойдет статья Воронского, а перед нею Сережа ‹Есенин› поместит свой материал автобиографический, все, что вспомнит. Я ему подробно указал, что нам надо: по линии его человеческого житья, литературного роста, политических влияний и политического состояния» (Хроника, 2, 204). А 30 декабря 1925 г. Д. А. Фурманов отмечал, что они с Есениным встречались в Госиздате «почти что каждую неделю, а то чаще бывало ‹...›» (сб. «С. А. Есенин в воспоминаниях современников», т. 2, 318). Видимо, именно тогда, в сентябре, Есенин и начал работать над автобиографией «О себе». Сначала он сделал три наброска (см. «Нечто о себе»). 10 октября в Госиздате было выдано Есенину отношение для работы в Библиотеке им. В. И. Ленина: «Литературный отдел Госиздата просит разрешить С. А. Есенину работать в Особом отделении библиотеки им. Ленина для отбора им в периодических изданиях своих произведений, необходимых для „Собрания сочинений“ С. Есенина, выходящих в Госиздате» (Письма, с. 365). Издательство торопило поэта, и заведующий литературно-художественным отделом Н. И. Николаев 15 октября писал:
«Уважаемый Сергей Александрович!
Литературно-художественный отдел Госиздата напоминает Вам, что истекает срок представления всего материала для Вашего собрания сочинений. Отдел просит Вас сдать этот материал в течение трех дней» (Письма, с. 294; выделено автором). И. В. Евдокимов вспоминал: «Планирующие органы Госиздата наметили сдачу в производство «Собрания стихотворений» в ноябре с тем, чтобы начиная с января выпускать его по одному тому в месяц» (сб. «С. А. Есенин в воспоминаниях современников», т. 2, 292).
Скорее всего, тогда же, в октябре, Есенин и решил использовать для написания текста «О себе» часть своей берлинской автобиографии (помещенной, кстати, в рубрике «Писатели — о себе»), к тому времени уже не раз публиковавшейся (см. наст. кн.). Из текста 1922 г. Есенин опустил: первую фразу — «Я сын крестьянина»; затем — «по бедности отца и многочисленности семейства»; «Из мальчишек ~ на косьбу к деду»; абзац «По воскресеньям ~ в свинчатку»; «16-ти лет»; «Методика ~ не захотел»; «которая продолжается ~ не видели». И в то же время он вставил: «в селе Константинове», заменил «я был выучен лазить» на «я лазил»; «неожиданно грянул» — на «поехал»; в фразе «Среди мальчишек я всегда был...» опустил «я».
После предложения «С Клюевым у нас завязалась при всей нашей внутренней распре большая дружба» Есенин поставил точку и весь конец автобиографии 1925 г. начал писать заново: черновик именно этого текста и сохранился (РГАЛИ), начиная со слов «В эти же годы я поступил в Университет Шанявского ‹...›»
12 сентября 1925 г. Д. А. Фурманов отметил, что автобиография Есенина «пойдет перед статьей А. К. Воронского о поэте» (см. выше). Однако есенинский текст в Собр. ст. 1 помещен после материала критика.
При печатании первого тома Собр. ст. был также опущен абзац «В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко», который в списке С. А. Толстой-Есениной, подписанном поэтом, не вычеркнут.
1 В Университете я познакомился с поэтами Семёновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко. — Речь идет о Дмитрии Николаевиче Семёновском (1894—1960), Василии Федоровиче Наседкине (1894/1895—1938), Николае Ивановиче Колоколове (1897—1933) и Иване Гурьевиче Филипченко (1887—1937). «Есенину было лет девятнадцать с чем-то, он был моложе меня, — вспоминал Д. Н. Семёновский, — только года на полтора, но казался мне почти мальчиком. ‹...›
Из шанявцев-литераторов Есенин, по его словам, никого не знал.
— Познакомился здесь только с поэтом Николаем Колоколовым, — говорил он, — бываю у него на квартире. Сейчас он — мой лучший друг. ‹...›
Комната Колоколова на некоторое время стала моим пристанищем. Приходил Есенин. Обсуждались литературные новинки, читались стихи, закипали споры. ‹...›
К этому времени Есенин знал, кажется, всех литераторов-шанявцев. То были люди разных возрастов, вкусов, взглядов.
Самым авторитетным среди них считался автор социальных поэм Иван Филипченко ‹...› Писали стихи: сибиряк Янчевский и приехавший из Баку Федор Николаев, сын крестьянина с Урала Василий Наседкин‹...›» (сб. «С. А. Есенин в воспоминаниях современников», т. 1, 152, 154, 155.).
|
