М. М. ЛИТВИНОВУ
29 июня 1922 г. Дюссельдорф
Июнь 29 <19>22
Уважаемый т. Литвинов!
Будьте добры, если можете, то сделайте так, чтоб мы выбрались из Германии и попали в Гаагу,[1] обещаю держать себя корректно и в публичных местах «Интернационал» не петь.[2]
Уважающие Вас
С. Есенин
Isadora Duncan
Примечания
121. М. М. Литвинову. 29 июня 1922 г. — публикация: Есенин 5 (1968), с. 109—110 (с ошибочной датой и с неточностями в тексте); факсимиле — IE, семнадцатый вкл. л. между с. 252 и 253.
Печатается по фотокопии автографа (Государственный литературный музей Российской Федерации). Местонахождение подлинника неизвестно. Написано на бланке: «Park Hötel / Düsseldorf / Corneliusplatz». Рукой А. Дункан — только подпись. На письме помета: «Получено 3/VII». Первоначально вместо слов «Уважающие Вас» было: «Уважающий Вас»
Письмо отправлено в Гаагу (Нидерланды), где в то время находился заместитель народного комиссара по иностранным делам М. М. Литвинов как глава делегации РСФСР на международной финансово-экономической конференции, проходившей 15 июня — 19 июля 1922 г. (Т. наз. Гаагская конференция 1922 г. — см.: Есенин 6 (1980), с. 315).
[1] ...сделайте так, чтоб мы выбрались из Германии и попали в Гаагу... — Поездка в Гаагу не состоялась, но не позднее 4 июля бельгийское консульство в Кельне выдало Есенину и Дункан пропуск для проезда в Брюссель сроком на 15 дней, начиная с 5 июля 1922 г. (русский текст — Хроника, 2, 57; факсимиле — там же, первый вкл. л. между с. 64 и 65).
[2] ...обещаю держать себя корректно и в публичных местах «Интернационал» не петь. — Речь идет о вечере 12 мая 1922 г. в берлинском Доме искусств, о котором сообщали многие эмигрантские газеты Европы. Так, например, Нак. писала 14 мая: «Вечер отходил. Ал. Толстой дочитывал превосходные свои воспоминания о Гумилеве... И вдруг аплодисменты. Минский — восставший против самого себя — радостно возвестил: пришел Есенин. ‹...›
И еще раз кинулся к дверям Минский — вошла Айседора Дункан, вошла, улыбнулась и села. ‹...›
— Интернационал, — крикнул кто-то.
— Интернационал, — сгрудились около Дункан белокурый Есенин, черный и худой издатели, перечно-ароматный Кусиков и группа сочувственников.
А в ответ — свистки. В ответ — раздраженные лица. Благонамеренность была оскорблена. Благонамеренность отправилась свидетельствовать вешалки и пути отступления...
Есенин вскочил на стол и стал читать... На исконную русскую тему — о скитальческой озорной душе. И свистки смолкли. Оправдан был вызов поэта, брошенный свистунам:
— Все равно не пересвистите. Как засуну четыре пальца в рот и свистну — тут вам и конец. Лучше нас никто свистать не умеет».
Присутствовавший на этом вечере писатель И. С. Соколов-Микитов вспоминал: «Есенина и Айседору Дункан, уже немолодую, но молодящуюся женщину, с волосами, выкрашенными в табачно-красный цвет, встречали в „Доме искусств“ — в немецком второразрядном кафе, обычно пустовавшем. На сей раз кафе было переполнено народом. Здесь собрались люди всяческих толков и политических оттенков. Я сидел за столиком с Толстыми. Появление Есенина ‹...› встретили шумными аплодисментами. Кто-то запел „Интернационал“. Молодчики из монархической газетки „Руль“ ответили свистом. Возле Есенина в роли охраны возник проживавший в Берлине поэт-имажинист Кусиков с напудренным лицом и подкрашенными губами. К великому негодованию немецких кельнеров-официантов, Есенин взобрался на мраморный стол и начал читать стихи...» (Соколов-Микитов И. С. Давние встречи. Л., 1976, с. 73—74). См. также коммент. к письмам 120, 123, 134. |
