И. И. ШНЕЙДЕРУ
13 июля 1922 г. Брюссель
13 июль 1922.
Милый Илья Ильич!
Я довольно пространно описывал Вам о всех наших происшествиях и поездках в 3-х больших письмах. Не знаю, дошли ли они до Вас?[1]
Если бы Вы меня сейчас увидели, то Вы, вероятно, не поверили бы своим глазам. Скоро месяц, как я уже не пью. Дал зарок, что не буду пить до октября. Все далось мне через тяжелый неврит и неврастению, но теперь и это кончилось. Изадора в сильном беспокойстве о Вас. При всех возможностях послать Вам денег, как казалось из Москвы, — отсюда оказывается невозможно. В субботу 15 июля мы летим в Париж.[2] Откуда через «Ара» сделать это легче.
В одном пакете, который был послан аэропланн<ым> сообщ<ением> через бюро Красина,[3] были вложены Вам два чека по 10 фунт<ов>. Один Ирме, другой моей сестре.
Получили ли Вы их?
Это мы сделали для того, чтобы узнать, можно ли Вам так пересылать вообще, что нужно.
Милый, милый Илья Ильич! Со школой, конечно, в Европе Вы произведете фурор.[4] С нетерпением ждем Вашего приезда.
Особенно жду я, потому что Изадора ровно ни черта не понимает в практических делах, а мне оч<ень> больно смотреть на всю эту свору бандитов, которая ее окружает. Когда приедете, воздух немного проветрится.
К Вам у меня оч<ень> и оч<ень> большая просьба: с одними и теми же словами, как и в старых письмах, когда поедете, дайте, ради Бога, денег моей сестре. Если нет у Вас, у отца Вашего или еще у кого-нибудь, то попросите Сашку и Мариенгофа, узнайте, сколько дают ей из магазина.[5]
Это моя самая большая просьба. Потому что ей нужно учиться, а когда мы с вами зальемся в Америку,[6] то оттуда совсем будет невозможно помочь ей.
Самые лучшие пожелания и тысячу приветов передайте Ирме. Нам кто-то здесь сбрехнул, что вы обкомиссариатились.[7] — ?
Приезжайте. Отпразднуем. О том, чтобы Вы выезжали, Вам послана телеграмма. Ехать нужно в Берлин, а оттуда Вас доставят «заказным» в Париж или Остенд.
Вот и все. Поговорим больше, когда увидимся.
Езжайте! Езжайте. Дайте денег сестре. Возьмите стихи у Мариенгофа, адреса и много новых книг. Здесь скучно дьявольски.
Любящий Вас
С. Есенин.
Примечания
124. И. И. Шнейдеру. 13 июля 1922 г. — публикация: Duncan I., Macdougall A. R. Isadora Duncan’s Russian Day’s and her Last Years in France. London; New York, 1929, p. 137—138 (на англ. яз.; с пропуском одного предложения); Есенин 5 (1962), с. 162—164.
Печатается по автографу (Российский государственный архив литературы и искусства). Письмо написано на бланке: «Hotel Metropole Bruxelles».
[1] Я довольно пространно описывал ~ в трех больших письмах. Не знаю, дошли ли они до Вас? — Известно лишь одно письмо Есенина И. И. Шнейдеру — письмо 120.
[2] В субботу 15 июля мы летим в Париж — Однако в Париж Есенин и А. Дункан приехали только в конце июля: «Айседора Дункан с мужем, советским поэтом Есениным, прибыли в Париж» (газ. «Парижские новости», 1922, 27 июля, № 700).
[3] ...бюро Красина... — Л. Б. Красин в 1920—1923 гг. был торгпредом Советской России в Англии.
[4] Со школой, конечно, в Европе Вы произведете фурор — Речь идет о школе-студии танца, созданной А. Дункан в Москве. После ее отъезда школой руководила Ирма Дункан. Планировалась поездка школы за границу (см. коммент. к письму 120). Однако после отъезда А. Дункан и Есенина в Германию этот проект не был осуществлен.
В заседании президиума Коллегии Народного Комиссариата по просвещению 31 мая 1922 г. (участники — А. В. Луначарский, М. Н. Покровский, В. Н. Максимовский) председательствующий А. В. Луначарский доложил «сообщение Айседоры Дункан о предложении французского правительства организовать в Париже спектакли Дункан с 20 русскими детьми». После обсуждения было вынесено постановление: «Данное предложение отклонить» (Государственный архив Российской Федерации, ф. Народного комиссариата по просвещению; все документы, цитируемые ниже в коммент. к данному письму, хранятся в том же архивном фонде, что в дальнейшем не оговаривается).
А. Дункан, по-видимому, была извещена об этом постановлении, но не отказалась от мысли вывезти свою русскую школу — если не в Европу, так в Америку. Об этом свидетельствует письмо И. И. Шнейдера А. В. Луначарскому, написанное в день, когда комментируемое письмо Есенина еще находилось на пути в Москву, — 16 июля 1922 г.:
«Тов. А. Дункан шлет мне телеграмму за телеграммой, в которых сообщает подробности нашего маршрута, отъезда в Америку и пр., и запрашивает неоднократно список едущих детей, а также организовывает все возможное, чтобы перевести нам как-нибудь две с половиной тысячи долларов, необходимых нам для выезда и для того, чтобы оставить какие-нибудь средства здесь Школе. В то же время, несмотря на посланное Вами письмо т. Яковлевой ‹В. Н. Яковлева возглавляла тогда Главное управление по профессионально-техническому образованию — Главпрофобр›, до сих пор ничего неизвестно об официальном отношении Коллегии Наркомпроса или Главпрофобра к данной поездке. ‹...› представител‹ь› Главпрофобра ‹...› не удержался от того, чтобы в официальном разговоре, который вел, коснуться опять всех тех вздорных сплетен и слухов, распространявшихся одно время самой дурной частью так называемого общества вокруг имени Айседоры Дункан, к которой они относились по вполне понятным причинам враждебно. Не буду Вас затруднять перечислением архиглупых сплетен, отчасти известных Вам от самой А. Дункан, которая всегда с улыбкой выслушивала подобные вести, если ей кто-либо их передавал. Я утверждаю только, что „оргий“, „выстрелов“, „скандалов“ (выражения предст‹авителя› Главпрофобра) в Школе никогда не было и быть не могло, несмотря на то, что даже „в Главпрофобре известны такие факты“. Стыдно за государственное учреждение, которое работу обывательских кумушек регистрирует у себя за „факты“. Больно за великую артистку и женщину, гостью Советской России, где зарвавшиеся чиновники новейшей формации уже, так сказать, „официально“ оскорбляют А. Дункан ‹...›.
Надо же наконец понять, что дело слишком серьезно, что нам придется наверстывать телеграфной перепиской каждый уходящий теперь день, надо же Главпрофобру или Коллегии Наркомпроса сказать сейчас: „да, пускаем“, или „нет“, если только требуется их разрешение на эту поездку, когда у А. Дункан есть Ваша личная санкция и согласие, а этого, кажется, слишком довольно при существующих теперь правилах выезда и согласия со стороны родителей детей.
‹...› необходимо это решить сейчас, так как, согласно новому маршруту, который мне прислала Дункан (через Лондон), нам, может быть, придется выехать уже в первой половине августа, а сейчас уже вторая половина июля» (разрядка автора).
Решение президиума Коллегии Наркомпроса, заседание которого проходило под председательством наркома (кроме него, присутствовали В. Н. Максимовский, В. Н. Яковлева и т. Бем) 21 июля 1922 г., гласило:
«Гастрольную поездку школы Дункан в Америку признать нежелательной».
Очевидно, именно это решение стало окончательным. Впрочем, в начале 1960-х гг. И. И. Шнейдер объяснял отмену поездки другими причинами: она «не состоялась, так как Дункан была лишена гражданства США за ведение „красной пропаганды“ и ей и Есенину было предложено покинуть страну. Американский консул в Риге информировал об этом латвийское правительство, и оно отказало коллективу студии в визах» (Есенин 5 (1962), с. 351—352). Документы, подтверждающие эту версию, не обнаружены. К тому же сведения о лишении Дункан американского гражданства появились в мировой печати не в 1922-м, а в 1923-м году, что позволяет усомниться в приведенном свидетельстве Шнейдера.
[5] ...из магазина... — О книжном магазине имажинистов см. письма 100 и 105 и коммент. к ним.
[6] ...зальемся в Америку... — См. коммент. к письмау 126.
[7] Нам кто-то здесь сбрехнул, что вы обкомиссариатились — Регистрации брака И. И. Шнейдера и И. Дункан не было. |
