Письма » Есениной Е. А., 17 сентября 1924 г.

Екатерина, пошли мне спешно письмо и опиши, что творится в Москве. Получила ли ты деньги^[1] и устроил ли Эрлих то, о чем мы с ним говорили.^[2] Уезжать отсюда мне пока оч<ень> не хочется. Я страшно хочу переждать дожди и слякоть. Здесь погода изумительная.

У меня к тебе просьба и наказ:

Скажи Сахарову, чтоб он в октябре дал мое зимнее пальто починить Ивану Ивановичу.^[3]

Как дома и сколько нужно денег еще для постройки.^[4] Посылаю тебе для них еще 10 черв<онцев>. Больше 30 не давай, считая в сумме и то, что я дал.

Для тебя я скоро пришлю стихи,^[5] продашь их Казину или Флеровскому, и с тебя пока хватит.

Скажи Сашке, чтоб он запер мой чемодан, а ключ отдаст пусть Анне Ивановне.

Эрлиху напиши письмо и пришли мне его адрес.^[6] Я второпях забыл его. Что нового? Как чувствуют себя и как ведут Мариенгоф с Ивневым.^[7]

Передай Савкину,^[8] что этих бездарностей я не боюсь, что бы они ни делали. Мышиными зубами горы не подточишь.

Узнай, как вышло дело с Воронским. Мне страшно будет неприятно, если напостовцы его съедят.^[9] Это значит тогда бей в барабан и открывай лавочку.

По линии писать абсолютно невозможно. Будет такая тоска, что мухи сдохнут.

Сейчас немного работаю. Завтра поеду в Баку, а потом в Кисловодск. Вардин ко мне очень хорош и о<чень> внимателен. Он чудный, простой и сердечный человек. Все, что он делает в литературной политике, он делает как честный коммунист. Одно беда, что коммунизм он любит больше литературы.^[10]

Ну пока целую.

Привет Гале и Рите.

Примечания

175. Е. А. Есениной. 17 сентября 1924 г. — публикация в «Новом журнале», 1972, кн. 109, с. 156—157 (публ. Г. Маквея, без последней строки и даты, которые, по сообщению публикатора, не попали в печать по недосмотру редакции журнала). Полный текст — Есенин 6 (1980), с. 153—154.

Печатается по машинописной копии (Государственный литературный музей Российской Федерации).

^[1] Получила ли ты деньги... — Е. А. Есенина написала брату в середине сент. 1924 г.: «От Эрлиха получила 100 р., из них тут же 50 р. послали Гале ‹Бениславской в Крым, где она отдыхала›» (Письма, 249). Это письмо, однако, осталось неотправленным.

^[2] ... устроил ли Эрлих то, о чем мы с ним говорили — Речь идет о предполагавшемся издании «Песни о великом походе» и «Поэмы о 36» (см. также письмо 170 и коммент. к нему). 13 нояб. 1924 г. Г. А. Бениславская писала В. И. Эрлиху о Есенине: «Прислал ‹из Тифлиса› исправленную „Песнь о великом походе“. Просит поправки переслать Вам для Госиздата. «Пусть там издадут „36“ и ее вместе». Нарочно привожу его фразу дословно, так как не знаю, где эти вещи, вернее, куда сданы.

С „Песнью“ вышло недоразумение, и не из приятных: С. А. дал ее в журнал „Октябрь“, они поместили в № 3 ‹1924, сент.-окт., с. 149—155›, а потом выяснилось, что она напечатана в петербургской „Звезде“ ‹1924, № 5, нояб., с. 5—18). „Октябрь“ рвет и мечет. А сегодня я нашла в письмах, полученных на имя С. А. после его отъезда, письмо из „Звезды“ ‹его текст — в коммент. к письму 165›.

Теперь мне ясно, что С. А. именно потому и не хотел ее печатать, что сдал в „Октябрь“. Не знаете ли, каким образом она была сдана в „Звезду“ и через кого он сообщал туда, чтобы „Звезда“ не печатала ее? ‹см. письма 165 и 170, а также коммент. к ним›. Если не трудно выяснить все это, напишите подробно об этом мне. Надо растолковать „Октябрю“.

Кроме того, если эта „Песнь о великом походе“ сдана в Госиздат, то не пускайте ее в печать самостоятельно, так как отдельно она издается здесь Госиздатом. Пустите ее, как С. А. пишет, вместе с „36“ (он название „26“ изменил на „36“ и в заглавии, и в тексте), если это удобно; чтобы не вышло такой же истории, как с „Октябрем“ и „Звездой“, — одновременно и там и тут напечатают» (Письма, 341).

В письме Есенину между 10 и 12 дек. Г. А. Бениславская отчитывалась: «Эрлиху сообщила. Он пишет мне, что „36“ и „Песнь“ выходят под названием „Две поэмы“. Корректуру править будет он сам и внесет Ваши поправки» (Письма, 257).

А 20 янв. 1925 г., побывав в Ленинграде, Г. А. Бениславская писала Есенину на Кавказ: «Я и Катя ‹Е. А. Есенина› ездили в Петроград. У Ионова ничего не получили, едва удалось добиться, чтобы печатал „Песнь“ и „36“ вместе...» (Письма, 268).

18 февр. 1925 г. В. И. Эрлих писал Г. А. Бениславской: «Только сегодня, Галя, имел окончательный разговор в „Звезде“ относительно 36-ти. Ионов печатать запретил, заявив, что, во-первых, по его сведениям, вещь печаталась уже два раза (?), а во-вторых, „он не желает ничего предпринимать до того времени, как Сергей лично приедет и расхлебает всю кашу (?)“» (Письма, 346).

^[3] ...Ивану Ивановичу — Очевидно, портному.

^[4] Как дома и сколько нужно денег еще для постройки? — Е. А. Есенина вспоминала: «В 1922 году у нас в деревне был большой пожар, сгорело 250 домов, в том числе и наш дом. Сергей был за границей, и временно, до его приезда, нам пришлось построить маленький домик в саду. Теперь надо было строить настоящую избу. Сергей давал деньги, строить можно, но отец вдруг заявил, что „пожалуй, нечего строить. Нечего зря тянуть с него, дом наш ему не нужен, а нам и так хорошо“. „Рассудила голь поперек и вдоль, — сказала мать. — Это почему же ему дом не нужен? Ему не нужен, а будет у нас, будет и у него“. И дом построили» (Государственный литературный музей Российской Федерации; Письма, 146).

^[5] Для тебя я скоро пришлю стихи... — Какие стихи имел в виду Есенин — неизвестно.

^[6] Эрлиху напиши письмо и пришли мне его адрес — Были ли выполнены Е. А. Есениной эти поручения, неизвестно.

^[7] Как чувствуют себя и как ведут Мариенгоф с Ивневым — Ответ на этот вопрос был получен Есениным лишь во второй декаде окт. 1924 г., когда ему передали (от М. И. Лившиц через И. Вардина) коллективное письмо членов имажинистской группы, написанное до 8 сент. и опубликованное в журнале «Новый зритель», 1924, № 35. Это был ответ на письмо Есенина и И. Грузинова о роспуске группы «имажинисты»:

«В „Правде“ письмом в редакцию Сергей Есенин заявил, что он распускает группу имажинистов.

Развязность и безответственность этого заявления вынуждает нас опровергнуть это заявление. Хотя С. Есенин и был одним из подписавших первую декларацию имажинизма, но он никогда не являлся идеологом имажинизма, свидетельством чему является отсутствие у Есенина хотя бы одной теоретической статьи ‹см., однако, „Ключи Марии“ и „Быт и искусство“›.

Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она ему была удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывавшемся от своего слова, не были уверены как в соратнике. ‹...›

Есенин в нашем представлении безнадежно болен физически и психически, и это единственное оправдание его поступков. ‹...›

Таким образом, „роспуск“ имажинизма является лишь лишним доказательством собственной распущенности Есенина.

Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф, Матвей Ройзман, Вадим Шершеневич, Николай Эрдман» (Письма, 339—340.

О реакции Есенина на это заявление см. письмо 181.

^[8] Передай Савкину... — См. также коммент. к предыдущему письму.

^[9] Узнай, как вышло дело с Воронским. Мне страшно будет неприятно, если напостовцы его съедят. — 18 сент., еще не получив этого письма, Е. А. Есенина писала брату: «Видела Воронского. Если бы ты знал, как ему больно» (Письма, 250). Через месяц Г. А. Бениславская ответила Есенину: «Ну вот, Сергей Александрович, Вы просили Катю узнать, как там вышло дело. Отвечу за нее. Никого, конечно, никто не съел, и неизвестно, съест ли...» (Письма, 251; см. также коммент. к письму 179).

19 сент. 1924 г. состоялось заседание правления Московской ассоциации пролетарских писателей, на котором заместитель заведующего отделом печати ЦК РКП(б) В. Сорин, в частности, заявил: «...теперь видно, что напостовцы на 9/10 правы. Это дано понять и Воронскому. Его равнение было почти исключительно на попутчиков — вот ему и дали двоих „попутчиков“ в редакцию — меня и Раскольникова. Правда, я в редакции не бываю, и некогда мне там бывать, но Раскольников приедет — он в эту работу войдет целиком, сядет в редакции и вместе с Воронским будет делать дело...» (Письма, 250). Принципиальный политический противник А. К. Воронского Ф. Ф. Раскольников был назначен в редакцию Кр. нови во исполнение директивы по исправлению идеологической линии журнала. Еще в 1923 г. С. Родов отмечал: «Теперь для всех ясно, что опыт не удался. Попутническая литература, за исключением отдельных произведений, себя не оправдала и обнаружила свое враждебное целям революции реакционное нутро... Воронский предполагал использовать попутчиков, заставить их служить пролетариату, но в конечном счете они использовали его, получив через его посредство новые силы для борьбы с революцией; он их организовал, но очутился у них же в плену» (журн. «На посту», М., 1923, № 2).

^[10] Одно беда, что коммунизм он ‹Вардин› любит больше литературы — Имеется в виду письмо И. Вардина с требованиями исправлений в тексте «Песни о великом походе»: «Она бесспорно составит эпоху в Вашем творчестве. Здесь Вы выступаете в качестве подлинного крестьянского революционера, понимающего все значение руководящей роли городского рабочего для общей освободительной рабоче-крестьянской борьбы. ‹...›

Но от ошибок, от предрассудков Вы, разумеется, не свободны. В конце Вашей вещи этот предрассудок дает о себе знать ‹...› Петр должен был быть дураком, чтобы тень его могла „любоваться“ „кумачовым цветом“ улиц Ленинграда ‹...› „любование“ Петра, удовлетворение его гибелью всего его дела является неестественным, противоречит ходу мысли всей поэмы. Изменить конец в указанном мною направлении — значит выправить, выпрямить поэму, дать ей естественный, „нормальный“ конец» (Письма, 242—244; выделено автором).