Г. А. ПАНФИЛОВУ
После 23 сентября 1913 г. Москва
Сбейте мне цепи, скиньте оковы!
Тяжко и больно железо носить.
Дайте мне волю, желанную волю,
Я научу вас свободу любить. [1]
Увы мне, увы мне! Тебе ничего там не видно и не слышно в углу твоего прекрасного далека.[2] Там возле тебя мирно и плавно текут, чередуясь, блаженные дни, а здесь кипит, бурлит и сверлит холодное время, подхватывая на своем течении всякие зародыши правды, стискивает в свои ледяные объятия и несет Бог весть куда в далекие края, откуда никто не приходит. Ты обижаешься, почему я так долго молчу, но что я могу сделать, когда на устах моих печать,[3] да и не на моих одних.
Гонима, Русь, ты беспощадным роком
За грех иной, чем гордый Билеам.
Заграждены уста твоим пророкам
И слово вольное дано твоим ослам. [4]
Мрачные тучи сгустились над моей головой, кругом неправда и обман. Разбиты сладостные грезы, и все унес промчавшийся вихорь в своем кошмарном круговороте. Наконец и приходится сказать, что жизнь — это действительно «пустая и глупая шутка».[5] Судьба играет мною. Она, как капризное дитя, то смеется, то плачет. Ты, вероятно, получил неприятное для тебя письмо от моего столь любезного батюшки,[6] где он тебя пробирает на все корки. Но я не виноват здесь. Это твоя неосторожность чуть было <не> упрятала меня в казенную палату. Ведь я же писал тебе: перемени конверты и почерк.[7] За мной следят, и еще совсем недавно был обыск[8] у меня на квартире. Объяснять в письме все не стану, ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головы.[9] Приходится молчать. Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта.[10] Еще раз прошу тебя, резких тонов при письме избегай, а то это кончится все печально и для меня, и для тебя. Причину всего объясню после, а когда, сам не знаю. Во всяком случае, когда угомонится эта разразившаяся гроза.
А теперь поговорим о другом. Ну как ты себе поживаешь. Я чувствую себя прескверно. Тяжело на душе, злая грусть залегла.[11] Вот и гаснет румяное лето со своими огненными зорями, а я и не видал его за стеной типографии.[12] Куда ни взгляни, взор всюду встречает мертвую почву холодных камней, и только и видишь серые здания да пеструю мостовую, которая вся обрызгана кровью жертв 1905 г. Здесь много садов, оранжерей, но что они в сравнении с красотами родимых полей и лесов. Да и люди-то здесь совсем не такие. Да, друг, идеализм здесь отжил свой век, и с кем ни поговори, услышишь одно и то же: «Деньги — главное дело», а если будешь возражать, то тебе говорят: «Молод, зелен, поживешь — изменишься». И уже заранее причисляют к героям мещанского счастья,[13] считая это лучшим блаженством жизни. Все погрузились в себя, и если бы снова явился Христос, то он и снова погиб бы, не разбудив эти заснувшие души.
Жизнь невеселая, жизнь терпеливая,
Горько она, моя бедная, движется. [14]
Да, я частенько завидую твоему другу Пырикову. Вероятно, его боги слишком любили, что судили ему умереть молодым.[15] Как хорошо закатиться звездой пред рассветом,[16] но а сейчас-то его пока нет и не видно. Кругом мрак.
Ах ты, ноченька,
Ночка темная,
Ночка темная,
Ночь осенняя! [17]
Дела мои не особенно веселят. Поступил в университет Шанявского[18] на историко-философский отдел, но со средствами приходится скандалить.[19] Не знаю, как буду держаться, а силы так мало. Я не знаю, что ты там засел в Клепиках, пора бы и вырваться на волю. Ужели тебя не гнетет та удушливая атмосфера? Здесь хоть поговорить с кем можно и послушать есть чего.[20] Пока, думаю довольно с меня разводить эти мертвые каракули. Скука невыносимая. «Все мошенники и подлецы. Есть только один порядочный человек, губернатор города NN, да и тот, по правде сказать, свинья!» Так говорил Собакевич.[21] И правда, я пока хорошего ничего не вижу.
Любящий тебя
Сережа.
Примечания
30. Г. А. Панфилову. После 23 сентября 1913 г. — публикация: Ю. Прокушев «Сергей Есенин» (Литературные заметки и публикация новых материалов), с. 321—322 (неполностью; с датой: 1913 г.); полный текст — журнал «Наш современник», 1962, № 4, с. 184—185 (публ. Е. А. Динерштейна; с неточностями и датой: «Окт.-нояб. 1913 г.»).
Печатается по автографу (Российская государственная библиотека).
Датируется по содержанию: Есенин извещает друга о своем поступлении в Московский городской народный университет им. А. Л. Шанявского, занятия в котором начались в тот год 23 сент. (газ. «Русское слово», М., 1913, 22 сент., № 220, с. 6, заметка без подписи «Университет Шанявского»).
[1] Сбейте мне цепи ~ свободу любить — Возможно, это собственная есенинская вариация припева песни неизвестного автора «По пыльной дороге телега несется...», бытовавшей с 1870-х гг. в революционно-народнической среде. Ср.:
Сбейте оковы,
Дайте мне волю,
Я научу вас свободу любить.
(Песни и романсы русских поэтов / Вступ. ст., подготовка текста и примеч. В. Е. Гусева. М.; Л., 1965, с. 911. — Библиотека поэта, большая серия).
[2] Тебе ничего ~ не видно ~ в углу твоего прекрасного далека — Отзвук слов из поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»: «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу...» (Гоголь II, с. 470). См. также письмо В. Г. Белинского к Н. В. Гоголю от 15 (3) июля 1847 г.: «Вы ‹...› столько уже лет привыкли смотреть на Россию из Вашего прекрасного далека...» (Белинский В. Г. Письмо к Гоголю / С предисл. С. А. Венгерова. СПб.: Светоч, 1905, с. 10). Ср., кроме того, с названием одного из тогдашних московских тонких журналов — «Прекрасное далеко» (выходил в 1912—1915 гг.)
[3] ...на устах моих печать... — Парафраза заключительной строки первой части стихотворения М. Ю. Лермонтова «Смерть поэта» (1837): «И на устах его печать» (Лермонтов М. Ю. Сочинения, изд. 5-е. М.: А. С. Панафидина, 1912, стб. 118).
[4] Гонима, Русь ~ гордый Билеам ~ твоим ослам — Цитированы (по памяти) строки стихотворения Вл. С. Соловьева «Своевременное воспоминание» («Израиля ведя стезей чудесной...»). Это стихотворение получило широкое распространение среди русской читающей публики после того, как А. А. Измайлов (в рецензии на кн. «М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке», СПб., 1913, т. 5) привел его целиком (см.: Измайлов А. Последние исполины. — Бирж. вед., 2-е изд., 1913, 17 авг., № 192). Есенин, без сомнения, впервые прочел эти стихи в статье критика. Билеам — библейский пророк Валаам, ослица которого заговорила (Числа, XXII, 28—30).
[5] Жизнь — это действительно «пустая и глупая шутка» — См. первое предложение письмо 22 и коммент. к нему.
[6] Ты, вероятно, получил ~ письмо от моего ~ батюшки... — Письмо А. Н. Есенина Г. Панфилову неизвестно.
[7] ...я же писал тебе; перемени конверты и почерк — В ныне известных письмах Есенина к другу таких или похожих слов нет.
[8] За мной следят ~ был обыск... — См. коммент. к письму 29. Добавим здесь, что в карточке наблюдения, заведенной московской охранкой на Есенина не ранее 1 нояб. 1913 г. (Государственный архив Российской Федерации; выявлена Л. М. Шалагиновой) графа «Аресты и обыски» не заполнена.
[9] ...от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головы — Парафраза строк стихотворения «Прощай, немытая Россия...», опубликованного в 1887 г. П. А. Висковатым (по копии за подписью М. Ю. Лермонтова) и с тех пор считающегося лермонтовским; см.: Лермонтовская энциклопедия. М., 1981, с. 452. Ср.:
«Быть может, за хребтом Кавказа
Укроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза...»
(Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений
под ред. Д. И. Абрамовича.
СПб., 1910, т. II, с. 337).
[10] Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта — Имеется в виду: «письма ко мне». Материалы Департамента полиции и Московского охранного отделения по перлюстрации переписки на территории Российской империи, изученные до сих пор, пока не принесли подтверждения того, что письма к Есенину перлюстрировались (сообщено Л. М. Шалагиновой). Судя по содержанию комментируемого письма, оно было послано в Спас-Клепики не по почте.
[11] Тяжело на душе, злая грусть залегла — Переиначенные строки из стихотворения А. В. Кольцова (см. коммент. к письмам 4 и 10).
[12] ...а я и не видал его ‹лета› за стеной типографии — Это первое упоминание Есениным места своей работы в известных ныне письмах 1913 г.
[13] ...причисляют к героям мещанского счастья... — Аллюзия на заглавие повести Н. Г. Помяловского, о которой см. письмо 18 и коммент. к нему.
[14] Жизнь невеселая ~ бедная, движется — Вариация строк из стихотворения И. С. Никитина «Вырыта заступом яма глубокая...» (1860):
Жизнь невеселая, жизнь одинокая,
Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая,
Жизнь, как осенняя ночь молчаливая,
Горько она, моя бедная, шла...
(Никитин 1911, стб. 218).
[15] Да, я частенько завидую твоему другу Пырикову. ~ боги ~ судили ему умереть молодым — О Д. Пырикове см. письма 1, 12 и 17 и коммент. к ним.
[16] Как хорошо закатиться звездой пред рассветом... — Здесь и выше — отзвук первых строк стихотворения М. Лохвицкой:
«Я хочу умереть молодой
‹......›
Золотой закатиться звездой...»
(Лохвицкая (Жибер) М. А. Стихотворения.
Т. III. 1898—1900. СПб., 1900, с. 32).
См. также коммент. к статье Есенина «Ярославны плачут».
[17] Ах ты, ноченька, ~ ночь осенняя! — Начало народной песни «Ноченька» (текст см., напр., в кн. «Мой костер в тумане светит / Новейший песенник», М.: П. В. Бельцов, 1913, с. 20).
[18] Поступил в университет Шанявского... — и прослушал там лекции по русской (и зарубежной?) литературе в течение полутора лет (в 1913—1914 и в первом полугодии 1914—1915 уч. гг.).
[19] ...но со средствами приходится скандалить — Все поступающие в университет должны были предварительно оплатить обучение; слушание всех лекций полного цикла стоило 40 руб. в год (см.: «Московский Городской Народный Университет имени А. Л. Шанявского. 1913—1914 академический год», М., 1913, с. 30).
[20] Я не знаю, что ты там засел в Клепиках ~ Здесь хоть поговорить с кем можно и послушать есть чего — Очевидно, общение со студентами университета изменило отношение Есенина к его московскому бытию в лучшую сторону, ибо совсем незадолго до этого он писал: «Живется мне... здесь незавидно. Думаю... удрать в Питер» (письмо 29).
[21] ...Все мошенники и подлецы. ~ Так говорил Собакевич — Пересказ (по памяти) слов Собакевича из поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»: «... это всё мошенники ‹...›. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек — прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья» (Гоголь II, 387). |
