‹1› Появление Пугачева в Яицком городке. — Из исторических источников известно, что Пугачев дважды появлялся в этой крепости и ее окрестностях до начала боевых действий. В первый раз он остановился с 22 ноября 1772 г. на неделю у казака Дениса Пьянова закупать рыбу для Иргизских скитов и уже тогда разведывал обстановку, подговаривал казаков к побегу на Кубань и впервые назвал себя императором Петром III. Во второй раз он был на хуторах близ Яицкого городка накануне Успеньева дня (14 авг. ст. ст.) 1773 г. после побега из Казанского острога (см.: Пушкин, 6, ч. I, с. 8—9, ч. II, с. 161, 166; Дубровин, II, 154, I, 175; об исторической основе см.: Самоделова Е. А. Проблема историзма «Пугачева» С. А. Есенина — сб. «Проблемы эволюции русской литературы XX века». Вып. 2. М., 1995, с. 191—193). Есенин соединил оба посещения в одно. В монологе Пугачев обращается сразу к двум рекам: в месте впадения Чагана в Яик находилась крепость.
‹2› Ох, как устал и как болит нога!.. — Пугачев прибыл по подложным документам из-за польской границы, был арестован и бежал во время сбора милостыни на подготовленной тройке вместе с одним стражником 19 июня 1773 г.; нога его могла болеть от железной колодки. Другой возможный источник строки — «Я ногой, распухшей от исканий, обошел и вашу сушу и еще какие-то другие страны...» («Владимир Маяковский», 1913 — Маяковский, I, 159).
‹3› Не удалось им на осиновый шест
Водрузить головы моей парус... — Такая казнь ожидала лишь особо опасных государственных преступников, и у Пугачева до ареста не было оснований ее опасаться. Но эта расплата за предводительство восстанием была назначена Пугачеву «Сентенцией 1775 года января 10» правительственного Сената: в Москве на Болоте «учинить смертную казнь, а именно: четвертовать, голову взоткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех же местах сжечь» (Пушкин, 6, ч. II, с. 172, ч. I, с. 81—82).
‹4› Кто ты, странник? — Образ бродяги — «странника», «прохожего», который «из края в край... шляется», — Есенин, возможно, заимствовал у А. С. Пушкина, причем тот отнес выбор заговорщиками в самозванцы «прошлеца» как раз ко второму посещению Пугачевым Яицкого городка (Пушкин, 6, ч. I, с. 9). Исторической правде соответствует тот факт, что Пугачева надоумили принять имя Петра III, хотя он и сам имел склонность фантазировать на тему родства с императорами: еще на службе в армии он показывал товарищам саблю, якобы подаренную крестным — Петром I, «царские знаки» на теле — отметины от перенесенной золотухи (см.: Мордовцев, XVII, 116).
‹5› С первых дней, как умер третий Петр... — Смерть государя Петра Федоровича 6 июля 1762 г., на 9-й день после незаконного восшествия на престол его жены Екатерины II, казалась таинственной и насильственной. Несмотря на официальные сведения о внезапных геморроидальных коликах у царя, в народ просочились слухи о дворцовом перевороте под руководством графов Орловых (с убийством Петра III в Ропше). Раскольники любили Петра III как защитника «креста и бороды», чернь — за указы об освобождении монастырских крестьян и о запрете покупать крестьян к купеческим фабрикам и заводам. Вопреки состоявшимся в Невском монастыре в Петербурге похоронам царя, народ не верил в его смерть. Уже в 1763 г. по местам будущего Пугачевского восстания разнеслась молва, что Петр III жив и скрывается у яицких казаков. Вера в это была столь сильна, что в селе близ Уфы поп с дьяконом отслужили благодарственный молебен (см.: Мордовцев, XVII, 54; Фирсов, 11, 52—55; Покровский, 125; Пушкин, 6, ч. I, с. 193; Дмитриев-Мамонов, 124). Современники Пугачева и позднейшие историки отмечали, что «бродя по России, Пугачев схватил и народные слухи о Петре III, скрывшемся из Петербурга, потом уже появившемся, принятом сочувственно народом и снова неизвестно куда исчезнувшем...» (Фирсов, 62). Пушкин подчеркнул, что «Пугачев был уже пятый самозванец, принявший на себя имя императора Петра III» (Пушкин, 6, ч. I, с. 97). Современные историки насчитывают семь предшественников Пугачева — лже-Петров-Третьих (Лимонов и др., 15).
‹6› Нашу рыбу, соль и рынок... — Со вступления на престол императрицы Екатерины II в 1762 г. по 1771 г. на Яике вызревал мятеж из-за недовольства казаков действиями правительственных чиновников и казачьих старшин по отношению к «войсковой стороне». Пошли жалобы на притеснения казаков членами войсковой канцелярии (раньше вместо военной коллегии сам государь назначал войскового атамана): «на удержание определенного жалованья, самовольные налоги и нарушение старинных прав и обычаев рыбной ловли» (Пушкин, 6, ч. I, с. 5). До этого общественный севрюжий промысел приносил до 200 рублей дохода в год каждому казаку, соль брали из соленых озер около Узеней и в Киргизских степях (см.: Пушкин, 6, ч. I, с. 5, 90—93; Дубровин, I, 86; Фирсов, 69; Мордовцев, XVII, 126).
‹7› Воском жалоб сердце Каина... — Стало нарицательным имя библейского земледельца Каина — первого человеческого сына, убившего родного брата-пастуха Авеля из зависти, что Бог призрел его пастушескую жертву и отверг дар из плодов земли (Быт., 4, 1—17). В царствование Екатерины II совершал разбойничьи походы на Волгу московский Ванька-Каин, предатель своей братии (см.: Мордовцев Д. Л. Собр. соч. Т. XIX. Ч. 1. Ванька-Каин: Истор. очерк. СПб., 1900, с. 5—40). О лубочном романе «Ванька-Каин» Есенин упомянул в письме к Г. А. Панфилову от января 1914 г.
‹8› Я положил себе зарок молчать до срока. — Фраза типична для фольклорного жанра предания с мотивом скитания скрывающегося до поры народного защитника. В разгар Пугачевщины в местах событий на основе традиционных схем создавались такие предания, например: «Подлинно государь Петр III император восходит по-прежнему на царство... Был он по всему государству и разведывал тайно обиды и отягощения от бояр. Хотел он три года о себе не давать знать, что жив, но не мог претерпеть народного разорения и тягости» (Дубровин, III, 56). Как описывал Н. Ф. Дубровин, сам Пугачев решение не распространять преждевременно весть о себе как о Петре III объяснял так: чтобы недоверчивые казаки не предали его властям, пока мало сподвижников и не набрано войско (см.: Дубровин, I, 179).
‹9› Бегство калмыков — В марте 1771 г. атаман Петр Тамбовцев (о нем см. ниже) получил приказ отправить партию казаков в Кизляр преследовать калмыков, возвращающихся из-за притеснений местного начальства и невнимания центральных властей на свою историческую родину — в Китай. Казаки отказались выполнять приказ, видя в снаряжении на такую службу нарушение дедовских обычаев и ущемление своих традиционных прав. В течение года в Кизляр так и не была послана команда и назрел мятеж, начавшийся 13 января 1772 г. Объяснение причин бегства калмыков и их численность — «тридцать тысяч калмыцких кибиток» — Есенин взял, скорее всего, у Пушкина, но сместил хронологию событий и дал иное объяснение неповиновению казаков (см.: Пушкин, 6, ч. I, с. 9; Фирсов, 69).
‹10› Приказы свои Москва. — В период описываемых событий императрица Екатерина II и правительственный Сенат располагались в Санкт-Петербурге. Есенинское упоминание Москвы в качестве столицы, как это было в допетровской Руси, могло иметь под собой несколько причин: 1) весной 1771 г. из Москвы был прислан генерал-майор с командой для усмирения мятежа, а летом (в июне) непобежденные казаки восклицали: «То ли еще будет! Так ли мы тряхнем Москвою!» (Пушкин, 6, ч. I, с. 9); 2) Пугачев затем высказал желание пойти на Москву (Фирсов, 75; Дубровин, III, 110); 3) на Есенина, возможно, повлияло современное положение дел, когда Москва вновь стала столицей; 4) казнь бунтовщиков происходила в Москве.
‹11› Кирпичников — Сотник Иван Кирпичников в 1769 и 1771 гг. в качестве депутата от яицкого войска с товарищами ездил в Санкт-Петербург в Военную коллегию с прошением и челобитной, но вместо ожидаемого положительного ответа им пришлось спасаться от ареста. Кирпичников отговаривал казаков исполнять приказ преследовать калмыков в марте 1771 г. и уже в июне во главе яицких депутатов прибыл в столицу с челобитной; после неудачного посещения председателя Военной коллегии генерал-фельдмаршала графа З. Г. Чернышева получил у графа И. Г. Орлова распорядительное письмо к капитану Дурново в защиту казаков. Это дало основание Кирпичникову вскоре по возвращении из столицы (там он находился по 6 декабря 1771 г.) стать во главе недовольных казаков и повести их к квартире правительственного чиновника Дурново, который медлил с исполнением полученного распоряжения (см.: Дубровин, I, 42—52; Грот, 614—615; Пушкин, 6, ч. II, с. 308).
В описании сцены мятежа Есенин опирался на «Историю Пугачевского бунта» Пушкина и, возможно, на исследование Д. Л. Мордовцева «Самозванцы и понизовская вольница» (гл. «Пугачев»), так как ничего не сообщил о руководстве переговорами Максимом Шигаевым, который шел впереди процессии с несущими три иконы почтенными стариками (Пушкин, 6, ч. I, с. 6; Мордовцев, XVII, 126; Дубровин, I, 61, 68—69 и Фирсов, 70). Однако роль Шигаева была известна Есенину, и поэт, надо полагать, сознательно отказался от изображения участия этого казака в мятеже 13 января 1771 г.: в черновом автографе поэмы его имя (а не только фамилия, как в 6-й главе в окончательном тексте) впервые упомянуто уже во вступительной ремарке к данной (2-й) главе.
‹12› Тамбовцев — Войсковой атаман Петр Васильевич Тамбовцев был утвержден в этой должности Военной коллегией 15 января 1768 г., учитывая принятие его кандидатуры войсковой и старшинской партиями казаков. Однако вскоре он перешел на сторону старшин. В прошении к императрице казаки писали: «...несем бесчеловечное мучение от атамана Петра Тамбовцева и его товарищей старшин... Помилуй, всемилостивейшая государыня, оборони от такого нападения атамана Тамбовцева...» (Дубровин, I, 51 и 29—30, 152).
‹13› Нынче ночью, как дикие звери... — В речах предателей казаков и в официальных документах притеснителей народа зооморфные образы приобрели негативную окраску, хотя в пугачевских указах были нейтральными — «и будьте подобными степным зверям» (4 октября 1773 г.; ср.: 1 октября 1773 г., воззвание полковника Ступишина к башкирам 4 апреля 1774 г. — см.: Пушкин, 6, ч. II, с. 146, а также Дубровин, II, 40).
‹14› И калмык нам не желтый заяц... — В степях Оренбуржья обитают зайцы русак и толай, или песчаник, очень близкие по желтоватому цвету шерсти (см.: Наумов С. П. Семейство зайцы (Leporidae). — Жизнь животных, т. 6, М., 1972, с. 137, 141).
‹15› Траубенберг — Генерал-майор Михаил Михайлович фон Траубенберг (1722—1772) был прислан 30 декабря 1771 г. в Яицкий городок в качестве председателя следственной комиссии из Оренбурга, где руководил отрядом, не получившим казачьего подкрепления для преследования калмыков, и потому остался особенно недоволен казаками. В восстании 13 января 1772 г. после невыполненного повеления разойтись по домам отдал приказ стрелять из пушек в процессию на Соборной площади. В общих чертах Траубенберг изображен Есениным достоверно: не желая постичь обоснованность требований казаков, он произносит две краткие угрожающие реплики, приводящие его к гибели. В действительности гибель Траубенберга произошла иначе: он был ранен пулей в левую руку кем-то из казаков и затем при отступлении зарублен саблями на крыльце дома (сотника Симеона Тамбовцева или собственного — по разным сведениям) (см.: Дубровин, I, 54, 68; Мордовцев, XVII, 126; Фирсов, 70; Пушкин, 6, ч. I, с. 6—7). |
[1]