* * * * *
Филипп вошел в хату, и в лицо ему пахнуло теплом. Он снял голицы и скинул ружье.
Под иконами ворочался Ваньчок и, охая, опускал под стол голову.
- Блюешь?..
- Брр... - задрыгал ногами Ваньчок и, приподнявшись, выпучил посовелые глаза. - Похмели меня...
- Вставай... проветришься...
Приподнявшись, шаркнул ногами и упал головою в помойную лохань.
Филипп, поджав живот, катался, сдавленный смехом, по кровати и, дергая себя за бороду, хотел остановиться.
Ваньчок барахтался и, прислонясь к притолке, стирал подолом рубахи прилипшие к бороде и усам высевки.
Прикусив губу, Филипп развязал кушак и, скинув кожух, напялил полушубок.
- Медведя убили...
- Самдели?
- Без смеха.
Посовелые глаза заиграли волчьим огоньком, но прихлынувший к голове хмель погасил их.
- Ты идешь?
- Иду...
- И я пойду.
Подковылял к полатям и вытащил свою шубу.
- Пойдем... подсобишь.
Ваньчок нахлобучил шапку и подошел к окну; на окне, прикрытая стаканом, синела недопитая бутыль.
- Там выпьем.
Шаги разбудили уснувшего Чукана, и он опять завыл, скребя в подворотню, и грыз ошейник; с губ его кружевом сучилась пена.
* * * * *
Карев сидел на остывшей туше и, вынув кисет, свертывал из махорки папиросу. С коряжника дул ветер и звенел верхушками отточенных елей.
С поникших берез падали, обкалываясь, сосульки и шуршали по обморози.
Месяц, застыв на заходе, стирался в мутное пятно и бросал сероватые тени.
По снегу, крадучись на кровь, проползла росомаха, но почуяла порох, свернулась клубком и, взрывая снег, покатилась, обеленная, в чапыгу и растаяла в мути. По катнику заскрипели полозья, и сквозь леденелые стволы осинника показались Ваньчок и Филипп.
- Ух, какой! - протянул, покачиваясь, Ваньчок и, падая, старался ухватиться за куст. - Ну и лопатки!
- Ты лучше встань, чем мерить лопатки-то, - заговорил Филипп, - да угости пришляка тепленьким.
- А есть разве?
- Есть.
Ваньчок подполз к Кареву и вынул бутыль.
- Валяй прям из горлышка.
* * * * *
Тушу взвалили на салазки и закрепили тяжем.
Ваньчок, растянувшись, спал у куста и бредил о приданом.
- Волков я тоже думаю взвалить.
- А где они?
- Недалече.
В протычинах взвенивал коловшийся под валенками лед.
Филипп взял матерого вожака, а Карев закинул за спину веснянку.
С лещуги с посвистом поднялись глухари и кольцом упали в осинник.
- Пугаются, - крякнул Филипп и скинул ношу на салазки.
Крученый тяж повернулся концом под грядку.
- Эй, вставай, - крикнул он над ухом Ваньчка и потянул его за обвеянный холодом рукав.
- Не встану, - кричал Ваньчок и, ежась, подбирал под себя опустившиеся лыками ноги.
Ветер тропыхал корявый можжевельник и сыпал обдернутой мшаниной в потянутые изморосью промоины.
В небе туманно повис черемуховый цвет и поблекший месяц нырял за косогором расколовшейся половинкой.
Филипп и Карев взяли подцепки, и полозья заскрипели по катнику.
Щеки горели, за шеями таял засыпанный снег и колол растянутые плечи холодом.
Под валенками, как ржаной помол, хрустел мягкий нанос; на салазках верхом на медведе, укрывши голову под молодую волчиху, качался уснувший Ваньчок.
|