Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто xодишь на дорогу
В старомодном ветxом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.
я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
|
я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечалось,
Не волнуй того, что не сбылось,-
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не xоди так часто на дорогу
В старомодном ветxом шушуне.
|
1924
Примечания
По сообщению Г.А. Бениславской, стихотворение было написано вскоре после выхода Есенина из Кремлевской больницы, т.е. после 16 марта 1924 г. (см. Восп., 2, 64). Датируется с учетом этого свидетельства.
Одним из первых откликнулся на появление стихотворения Г. Лелевич. Он отрицательно отозвался о стихах Есенина, опубликованных в третьем номере журнала «Красная нива». Оценив «Годы молодые...» как «припадок мрачного отчаяния», он и о «Письме матери» заметил, что оно «ни на йоту не радостнее» (журнал «Молодая гвардия», М., 1924, № 7/8, июль-август, с. 268). Высоко оценил эти стихи А.З. Лежнев: «В богатом стихотворном отделе „Красной нови“ на первое место надо поставить стихи С. Есенина. В третьей книге журнала Есенин еще весь в настроениях „Москвы кабацкой“, хотя в его прекрасном „Письме матери“ смутно намечается какой-то перелом, какой-то переход к другому строю чувств» (журнал «Современник», М., 1925, № 1, январь, с. 318). Так же оценил стихотворение И. Н. Розанов: «...в книжке Есенина нам попадаются такие стихи, которые способны, как уверяли нас многие читатели, тронуть до слез. Так умели трогать Пушкин, Некрасов, Блок. Вот есенинское „Письмо матери“, которое приводим целиком... По некоторым выражениям и по сердечности тона стихотворение это напоминает пушкинское послание к няне „Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя“ (Няне). После грома, шума, а подчас и буффонады Маяковского, после словесных хитросплетений и умствований некоторых других наших поэтов читателю можно отдохнуть хотя бы на время на этих строчках крестьянского поэта, проникнутых истинной интимностью» (журнал «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 112). «Письмо матери» счел «необычайно однозвучным» с тем же пушкинским стихотворением Д. Шепеленко (журнал «Пролетарий связи», М., 1925, № 4, 5 марта, с. 205). «Чудесным» назвал стихотворение М.Л. Слоним (журнал «Воля России», Прага, 1925, № 12, декабрь, с. 159). А. К. Воронский свидетельствовал, что «Письмо матери» и другие стихотворения «получили широкое распространение и заучиваются наизусть» (журнал «Прожектор», 1925, № 5, 15 марта, с. 25). Однако, если он оценивал это как положительную тенденцию, то А.Е. Крученых смотрел на это иначе. Он, например, упрекал начинавшего тогда поэта Я.З. Шведова в том, что «Есенин явно разлагающе повлиял» на него, «письмо Шведова во многом является перепевом есенинского „Письма матери“», «преодолеть пагубное влияние Есенина Шведову удается все-таки редко» (журнал «Жизнь искусства», Л., 1925, № 39, 29 сентября, с. 8).
|
